- 1024px
- 1280px
Как я съел театральную маску
В Новосибирске прошел фестиваль театров - лауреатов национальной театральной премии «Золотая маска», состоявшийся при поддержке генерального спонсора региональных проектов «Золотой маски» Альфа-Банка. На сценах театров «Глобус» и «Красный факел» были показаны лучшие театральные постановки 2000 года: «П.И. Чайковский. Лебединое озеро. Опера» домашнего кукольного театра «Тень» Ильи Эпельбаума и Майи Краснопольской, балет Евгения Панфилова «Ромео и Джульетта» и два моноспектакля - «Контрабас» Елены Невежиной с Константином Райкиным и «Как я съел собаку» Евгения Гришковца. Гастроли столичных театров или театров, имевших успех в Москве (в каком-то смысле это схожие понятия, особенно если считать, что успех - это Москва, а Москва - это уже успех), в Сибири всегда сопровождает зрительский ажиотаж. Публика вообще редко удивляет арт-менеджеров, делающих деньги на народной любви. Но театральные провинциальные фестивали - плоды менеджерского «абсолюта». Под их флагом спектакли не «прокатывают», а скорее «санируют». «Профессиональные» зрители, собираясь вместе, всегда готовы дать отпор столичной спеси и с удовольствием захаять недавно признанный центром шедевр. Многие пришедшие на пермский балет «Ромео и Джульетта» (на музыку Сергея Прокофьева) знали, что он создан на народные деньги, что очаровательная Арина Панфилова занята в главной роли с 14 лет, а сама постановка исполнена отчаянной фантазийности и резкости форм. Но сенсации не вышло. Спектакль не то что обругали, его не заметили. Он хорош, но не настолько, чтобы прицельно метать по нему копья. О «Тени оперы» говорили больше всего. Во-первых - что это пьянящая смесь «теста» необычного взгляда на классическую драматургию и «безе» всевозможных театральных излишков, нарочито вызывающих поз и самолюбования. Во-вторых, что этот театр, однажды организовав «гастроли» лиликанского Большого королевского театра (вместе с миниатюрным зданием и всей катавасией внутри), так и не вырос, оставшись такой «волшебной табакеркой». А в-третьих, что спектакли театра круче Мариинки. Первые два положения оказались верными. «Контрабасная» роль Константина Райкина вопреки его ожиданиям вряд ли что-то прибавила к публичному восприятию харизматической звезды пластики, слова и жеста театра «Сатирикон». Калининградский актер Евгений Гришковец на новосибирской сцене съел собаку и пуд соли собственных воспоминаний Больше всего шума досталось спектаклю калининградского драматурга, актера и постановщика Евгения Гришковца. О нем ничего не говорили и ничего не знали. Видимо, поэтому на его спектакли в «Красном факеле» пришло чуть ли не столько же народу, как на Райкина в «Глобус». Впрочем, принципы построения этих моноспектаклей оказались диаметрально противоположными. Если Райкин усилиями театра напрягал литературную жилку зрителя, ассимилировался со своим героем, то Гришковец, совсем наоборот, вычленял героя из самого себя. И даже наказал перед началом действа, что он - это он, Гришковец еще выйдет на поклон. А на сцене все это время будет его герой. И попросил не путать. В течение последующих полутора часов его речь была взволнованной и даже будто неподготовленной. Захлестываемый воспоминаниями, герой Гришковца говорил о своем детстве с его маленькими жертвами - ранним подъемом (непременно с радио), когда зимой еще темно и зябко даже в квартире, чтобы нахохлившись, через силу отправиться в школу, которая легко засасывает сотню-другую таких же нахохлившихся, загодя усталых детишек; с мультиками, которые сама воплощенная радость, но с которыми взрослые телевизионщики бесцеремонно расправляются, храня программу «Время» и показывая мультфильмы не по программе, да еще кукольные. В эти минуты Евгений Гришковец сильно походил на новосибирского поэта Ивана Просекова, мягкого и интеллигентного человека, когда на него не смотрят и не подначивают. А рассказывал Гришковец вообще-то о том мальчике, который жил своей счастливой жизнью, а потом ушел в армию. Дом стал квартирой, родители постарели, девушка не дождалась (ее не было в помине, но все равно - сука), а романтичный мальчик стал моряком, проходящим службу на Русском острове. «Ваня Просеков» стал циничнее (от злости задавил трех махаонов - больше не на ком было отыграться), поднаторел в театральных приемах, стараясь зафиксировать каждый жест, каждое слово бывалых моряков и следовать им. Интонации «Вани» стали панибратские, на темечко он насадил себе бескозырку и к каждому слову автоматически начал прибавлять полмата «бл» - и где-то стал похожим на современного художника Вячеслава Мизина. А ведь, в сущности, тихий интеллигентный мальчик остался верен себе. Он все так же ждет мультфильмов (не случайно Мизин снимает короткие арт-фильмы) и нехотя служит обществу. Зал поверил Евгению Гришковцу, у каждого все было так же - сначала «детства чистые глазенки», а потом - театральный талант возмужания. Взрослые в зале уже не хотели мультиков, им было достаточно спектаклей «Золотой маски». Лучших спектаклей театральной России миллениума. Источник: Креативное обозрение на idea.ru